Джентльмен у дачи
Анархист-уголовник Шлема Аснин невольно подлил масла в огонь революции
Автор:
Павел Зельдич, 2025
Небольшое село Гнатовка в пригороде Киева, ранее известное как казённое местечко Игнатовка, широко известно в среде иудаики и краеведов как место упокоения раввина и цадика Мордехая сына Менахума, похороненного здесь в 1837 году.
Была ли его могила местом массового паломничества хасидов Чернобыльского клойза в дореволюционные годы — вопрос спорный. Однако известно, что сыновья цадика, Аарон и Ицко-Юдко, вместе с толпами своих сторонников и учеников как минимум раз посещали могилу для молитвы в 1865 году, о чём свидетельствует переписка канцелярии генерал-губернатора.
Само кладбище было снесено и распахано в 1930-е года. Точная дата неизвестна, поскольку довоенные архивы местной власти не пережили немецкую оккупацию. Однако благодаря нескольким найденным при строительных работах мацевам можно предположить, что захоронения на кладбище продолжались до начала 1930-х, так как самая поздняя из обнаруженных надгробных плит датируется 1932 годом.
После уничтожения кладбища, его землю использовали под огороды, и только к концу советской власти была предпринята попытка увековечить место захоронения цадика. В 1988 году израильский общественник Михаил Гринберг пытался вести переговоры с сельсоветом, но безуспешно. Лишь в 1998 году был сооружён символический оэль, выполненный в нетипичном для региона и эпохи стиле, сочетающем эклектику, постмодернизм, псевдоисторизм и элементы ар-нуво.
Однако речь не о кладбище, а о выходцах из бывшего местечка. Среди краеведов самым известным евреем Игнатовки считался Маршак. Но не тот, что "...рассеянный с улицы Бассейной...", а его родственник — известный ювелир Иосиф Абрамович, купец и главный конкурент Фаберже.
Сегодня же хочется вспомнить другого уроженца маленького села — человека, интересной биографии, который оставил свой след в одном из грандиозных событий XX века.
Аснин Шлема Аронович родился в Игнатовке в 1885 году (данные взяты из материалов уголовного дела, поскольку метрические книги Игнатовской синагоги сохранились лишь за период 1854—1874 гг.) в семье киевского учителя. В юные годы он потерял мать, а его отец женился во второй раз.
Бедность семьи, недосмотр отца и суровый нрав мачехи привели к тому, что Шлёма решил радикально изменить своё материальное положение.
И уже в 1900 году Киевский окружной суд приговорил его к одному году и трём месяцам тюрьмы за кражу со взломом.
В 1903 году он получил второй срок по той же статье. Именно тогда в деле впервые фигурирует его личный политический манифест, которому он оставался верен до конца жизни. Согласно материалам дознания, когда его вели в карцер Киевского исправительного арестантского отделения (ныне здание училища №14 на бульваре Шевченко, 27), он произнёс краткую, но выразительную речь. С моей точки зрения, это лучшая политическая манифестация, которую когда-либо произносили в Киеве:
"... я ебу вас, ебу царя, ебу Бога, ебу начальство и все государево семейство..." [ГАРФ, ф.124, о.24, д.523, стр.4]
Подобное заявление стоило ему семи дополнительных дней карцера, но принесло грандиозный авторитет среди других арестантов.
В последующие годы Шлёма продолжал преступную деятельность. Он снова получил сроки за кражи со взломом, и в революционном 1905-м и в реакционном 1907-м. В 1909 году Киевский военно-окружной суд приговорил его к девяти годам каторги за разбой.
Сам факт того, что еврейский юноша из пригорода Киева интегрировался в криминальный мир города, говорит об интернациональной природе бандитизма того (а возможно, и любого) времени.
Шлёма отбывал наказание в Шлиссельбургской каторжной тюрьме, известной своим суровым режимом. В период с 1910 по 1917 год он провёл в карцере 247 суток. Одна из причин заключения туда — демонстративный отказ слушать стоя, исполняемые хором, молитвы.
Во время своего срока Аснин поддерживал контакты не только с "социально близкими" коллегами по криминалу, но и с политическими заключёнными. Среди его соседей по Шлиссельбургу были меньшевик Вороницын, осуждённый за Севастопольское восстание 1905 года; анархист Сандомирский, участник киевской группы анархистов-коммунаров; анархист Фомичёв; эсер Гончаров и многие другие товарищи по борьбе.
Шлёма Аснин слева, 1917 год
Отречение государя-императора и революционный февраль Аснин встретил в народовольческом 3-м корпусе тюрьмы.
Каким образом рецидивист-уголовник оказался среди политических заключённых — вопрос интересный. Известно лишь, что уже в Шлиссельбурге Шлёма освоил профессию парикмахера и занял соответствующую должность. Существует мнение, что благодаря возможности перемещаться между камерами во время плановых стрижек заключенных, он выполнял функции связного между различными политическими группами заключённых.
В мемуарах политических каторжан Шлиссельбурга, изданных в годы НЭПа, неоднократно упоминаются дружественные отношения между "политиками" и уголовным элементом. Антагонизма между ними не наблюдалось, несмотря на совершенно разные судьбы этих двух категорий узников.
Весна того волшебного и последнего в жизни Шлёмы года прошла необычно: бывший вор и бандит целых три месяца служил в милиции, дослужившись до помощника начальника милиции района ШПЗ. Однако даже революционные, но всё же "погоны" претили Аснину. И уже к июню 1917 года он ушел из милиции, и окончательно интегрировался в движение питерских анархистов.
"Аснин на трибуне был чрезвычайно живописен. Чёрный длинный плащ, мягкая широкополая шляпа, высокие охотничьи сапоги, пара револьверов на поясе, в руке винтовка, на которую он опирался, как на трость... Не помню лица, только чёрная клинообразная борода врезалась в память. Настоящий карбонарий, заговорщик... Даже толпа рабочих Выборга затихла, увидев столь импозантную фигуру..."
— [Флеровский И. П. "Большевистский Кронштадт в 1917", издание 1957, стр. 45].
Существует ряд воспоминаний, в которых утверждается, что Аснин время от времени носил и матросскую форму Балтийского флота.
Как и многие анархисты Петрограда в те месяцы, он обосновался на даче Дурново.
Дача Дурново, занятая анархистами ещё в апреле и использовавшаяся как штаб и типография, к июню также стала местом размещения профсоюза булочников, комиссариата рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, клуба "Просвет" и "служила местом отдыха для всего прилегающего рабочего района".
Законный владелец дачи, генерал Пётр Дурново, гласный Петербургской Думы (до июля 1917 года), совершенно не разделял концепцию революционного перераспределения материальных ценностей. Мысль о том, что его дача больше не совсем его, не радовала и не давала ему спокойно спать.
Вероятно, в свои годы (а генералу было почтенных 81 год), он уже не мог тонко улавливать изменения политической конъюнктуры, поэтому регулярно требовал от Временного правительства принудительного выселения "анархистов и революционного пролетариата" из своей усадьбы, которую он так любил использовать в качестве летней дачи.
18 июня на Марсовом поле в Петрограде состоялась массовая демонстрация недоверия к Временному правительству. Пользуясь тем, что силы, верные Керенскому, были сосредоточены возле демонстрантов, анархисты "дачи Дурново" совершили налёт на тюрьму "Кресты", освободив семерых политзаключённых, а заодно на всякий случай и 400 уголовников.
Вероятно, это и стало последней каплей в терпении прокуратуры, Керенского, белых казаков и старика Дурново, скучавшего в разгар лета по своей даче.
На следующий день, 19 июня по старому стилю, к даче подкатил броневик с прокурором Петроградской судебной палаты Н. С. Каринским, подъехала казачья сотня и 2-я рота лейб-гвардии Преображенского полка.
Штурм дачи возглавил лично министр юстиции Временного правительства Павел Николаевич Переверзев. Обороной же командовал матрос Железняк, тот самый известный революционер Анатолий Железняков, в память которого в Днепропетровской и Запорожской областях ещё до недавнего времени стояли памятники и были названы улицы.
Однако "дачное побоище" оказалось недолгим: запасы бомб были без взрывателей, патронов не хватало, а большая часть "отдыхающих" рабочих предпочла ретироваться через окна при первых же выстрелах.
Когда дым рассеялся, а казаки вошли через сломанные двери, оказалось, что единственным убитым был Шлёма Аснин.
Смерть Аснина шокировала обороняющихся. Анархист Половцов в мемуарах приводит реакцию Железнякова, который, обращаясь к Переверзеву, крикнул: "Товарищ министр, вы — убийца".
По итогам недолгого боя были арестованы около 60 человек, среди которых, помимо упомянутого матроса Железнякова, оказались активисты анархистского движения: Абрам Гефен, Зеев-Вульф Гордин, Мария Никифорова и Фёдор Моченовский.
На следующий день после действий властей в Выборгском районе вспыхнули массовые волнения. Огромное скопление рабочих собралось у дачи Дурново, превращая митинг в значительное событие.
Анархисты распространили листовку, в которой осуждались полицейский произвол и гибель Аснина. В тексте подчеркивалось, что он "пал жертвой подлого и зверского убийства, совершённого казаком по приказу властей". По сути, воззвание содержало призыв к свержению Временного правительства: "Это преступление, как и все предыдущие кровавые акты власти, не должно остаться без ответа. Революционный пролетариат и революционные полки должны покончить с этим кровавым безумием... Пусть наш голос протеста прозвучит громко, а революционная воля сметёт с пути это гнусное правительство."
Действия правительственных сил вызвали резкое недовольство среди депутатов Всероссийского съезда Советов. Протестные настроения охватили также солдат и матросов, дислоцированных в Петрограде и Кронштадте.
Временное правительство, чтобы хоть как-то ослабить протестные настроения, создало комиссию по расследованию убийства Шлёмы Аснина.
При осмотре тела убитого, как следует из судебно-медицинского заключения, были обнаружены любопытные татуировки:
"На предплечье имелось тёмно-синее изображение обнажённой женщины, с буквами 'М.' и 'Б.' у её ног, а рядом имя 'Марфуша'. На левом предплечье — изображение якоря и сердца, пронзённого стрелой. На спине — рисунок полового члена с частью мошонки: 11 сантиметров в длину и 5 сантиметров в ширину. Над ним крупными скорописными буквами значилось слово 'хуй'."
[ГАРФ, ф.124, о.68, д.48, стр.39]
Министр юстиции Переверзов решил использовать эти татуировки в своих интересах. Выступая перед Петроградским Советом, он пытался оправдаться, утверждая, что убитый был не политическим активистом, а уголовным элементом.
Напомним, что период между февралем и октябрём 1917 года вошёл в историографию как эпоха "двоевластия", когда власть в стране де-факто делили Временное правительство и Петросовет. Редкий случай в истории, когда министр правительства, выступая перед конкурирующим органом власти, демонстрирует фотографию чужой спины с откровенно фривольными изображениями. Но спасти положение в Петрограде уже было нельзя. Анархисты по всей стране призвали трудящихся к социальной революции.
Противостояние вокруг дачи Дурново и убийство Шлёмы Аснина стали катализаторами событий, приведших к вооружённым антиправительственным выступлениям в Петрограде 3–4 июля 1917 года.
Петроградский комитет РСДРП(б) с тревогой отмечал растущее влияние анархистов среди солдат и рабочих, опасаясь потери контроля над воинскими частями и предприятиями. Существовал риск, что наиболее радикальные активисты-большевики, особенно среди солдат, могут переметнуться в ряды анархистов. Как отмечал большевик Тарасов, в тот момент анархисты фактически стали главным центром консолидации революционных сил.
3–4 июля, действуя по намеченному плану, повстанцы заняли Петропавловскую крепость, телефонную станцию, Финляндский вокзал, железнодорожную станцию Ланская и типографии ряда газет.
Дальнейшие события широко известны: "июльский кризис", Корниловский мятеж в августе, Октябрьская революция, гражданская война и более семидесяти лет советской власти.
Аснин Шлёма Аронович, уроженец села Гнатовка, человек с изображением члена на спине, волею судьбы оказался в центре революционных событий. Он не был причиной, но стал знаменем потрясений, изменивших ход истории. Будь он в тот вечер в другом месте, лето 1917 года могло бы пойти по иному пути.
Был ли покойный нравственным человеком? Нет, он был бандитом каторжником, милиционером, анархистом, и всю свою жизнь он хотел жить за счёт общества. Но общество этого не хотело.
Сегодня же в Гнатовке никто не помнит о своём земляке, который жил грешно и умер смешно, но своей смертью повлиял на ход истории одной шестой часть суши.
p.s.
К сожалению, фотографию татуировки в свободном доступе найти не удалось, поэтому силой своего воображения представьте ее сами.
На фотографии, сделанной в апреле 1917 года, Шлёма Аснин — пятый слева. Среди прочих на снимке запечатлены меньшевик Лихтенштадт, эсер Малашкин и анархист Шавишвили.